Персональный сайт Инны Калабуховой

Как Артамоша на голове не лежал

Артамоша, с толстым, довольным, розовым лицом спал, укрытый до подбородка ватным одеялом. Он почти всегда спал, и только, когда наступали часы кормления, орал толстым басом, а потам ел жадно, нетерпеливо, изредка покрикивая, если почему-либо в рот не сразу попа­дало.

Папа подошел к кроватке и зачем-то пощупал артамошин лоб. Лоб, как обычно, был холодный — Артамоша никогда не болел. Тогда папа сказал маме:

— А почему он у тебя всегда на боку спит, почему ты его на спину не кладешь?

— Здравствуйте, — сказала мама, — я его кладу на спину. Кстати, именно сейчас он лежит на спине. — И мама приподняла ватное одеяло, и стало видно, что Артамоша действительно лежит на спине, раскинув руки и ноги.

— А почему он голову набок положил? — поинтересо­вался папа.

— А это ты у него спроси, — пошутила мама.

Пошутитъ-то она пошутила, но с тех пор стала приглядываться к Артамоше, и заметила, что он действительно, всегда укладывает голову набок. Если он сам лежал на боку, то это было естественно, но если он лежал на спине, — голова все равно лежала не на затылке, а на щеке — или на правой или на левой. Мама пробовала во сне положить Артамошину голову на затылок, но через полминуты голо­ва опять оказывалась на щеке. Тогда мама решила, что у Артамоши что-нибудь не в порядке с шеей, и понесла его к врачу. Но врач сказал, что ребенок здоров.

Однако Артамоша по-прежнему не хотел лежать на за­тылке, и мама продолжала волноваться. Она стала ощупывать артамошину голову и обнаружила, что затылок у него острый, как яйцо.

— Конечно, — расстроилась она, — на таком затылке не улежишь! Надо, наверное, его оперировать. —- И она опять понесла Артамошу к врачу. Тот пощупал мальчику голову, и сказал: «Да, возможно, дело в затылке».

— Что же теперь делать? — спросила мама.

— Ничего.

— Как ничего? — испугалась мама, — Это неизлечимо?

— Нет, это просто не лечится. Пройдет.

— Само?

— Да, само. Через полгода или немного позже.

Мама вернулась домой недовольная, ей все-таки не нра­вилось, что ее ребенок еще целых полгода будет непохож на других детей, и вообще ее мучили сомнения.

Любочка, прослушав за ужином мамин рассказ, стала ощупывать свою голову. Затылок был как затылок. Она пощупала мамину — то же самое. У бабушки тоже голова была обыкновенная. Любочка подобралась к папе, который что-то писал в спальне.

— Люба, не мешай мне, — сказал папа.

— Ну, папочка, ну одну минуточку’.

Она потрогала папин затылок и закричала на весь дом: «Тоже яйцом, тоже яйцом!».

Прибежали мама, бабушка. Мама тоже пощупала па­пину голову и с облегчением сказала: «Да, очень похоже, хотя и не так остро. Как это я раньше не заметила, что у тебя такая голова!».

А через полгода Артамоша действительно уже клал го­лову на затылок, если спал на спине. Хотя что-то вроде шишки на затылке у него так и осталось. Но шишки не очень большой и не очень острой, вроде папиной. Мама говорила, что это шишка папиного и артамошиного уп­рямства.

Как Артамоша чуть не стал Байроном

Когда Артамоше исполнилось девять месяцев, он кое-как стал подниматься на ноги. Он вообще был очень малоподвижный, добродушный увалень: не хотел перевора­чиваться с боку на бок, как другие дети, не хотел сидеть, а все лежал и лежал, и рассматривал всех веселыми блес­тящими глазами и ласково улыбался. Волновался он толь­ко во время еды.

Но вот наконец он встал в своей кроватке. Он стоял,навалившись пузом на деревянную решетку, уцепившись обе­ими руками за барьер. Стоял на правой ноге, отставив ле­вую немного в сторону, и только слегка опираясь на кончи­ки ее пальцев.

Так стоял он на одной ноге в первый день, и на другой день, и на третий тоже.

— Это что за аист такой? — сказала мама, прийдя с работы вечером.

Бабушка, которая нянчилась с Артамошей с тех пор, как мама пошла на работу, обиделась:

— Никак на вас не угодишь. Не стоял — плохо. Стоит — тоже плохо.

— Почему он стоит на одной ноге? — и мама попыта­лась поставить левую ногу Артамоши как следует. Он весе­ло заулыбался, забормотал, загукал и снова поджал левую ногу.

Таким образом он сто­ял целых две недели, пока однажды мама, положив его в голом виде на стол, не стала приглядываться к его ногам.

— Роман, — позвала она папу, — тебе не ка­жется, что у него одна нога короче?

— Нет, не кажется, — сказал пана, не глядя.

— Твое равнодушие к собственному ребенку ме­ня возмущает, — сказала мама. Взяла Артамошу и отнесла его к врачу.

Врач сказал:

— Ну, что ж, это бывает. У некоторых детей от рожде­ния одна нога на один-два сантиметра короче. Ничего страшного. Сделайте снимок.

Мама рассказывала все это дома с убитым лицом. Папа стал ее утешать:

— Говорит же врач, что ничего страшного. Ну, поду­маешь, на два сантиметра короче. Будет у нас Артамоша как Байрон. Может, это рука судьбы.

— А кто такой Байрон? — спросила Любочка.

— Это великий английский поэт. Он был хромой, — пояснил папа.

— Не хочу, чтоб он был как Байрон, не хочу, чтоб он был поэт. Не хочу, чтоб он был хромой. Зачем нашему добренькому, ласковому Артамоше такая беда? — заплака­ла Любочка.

Заплакала и мама. Папа растерялся и стал всех утешать и говорить, что скорее всего Артамоша не хромой.

На другой день мама с папой понесли Артамошу в рен­тгеновский кабинет, где его ноги сфотографировали. Врач посмотрел снимок и сказал, что ноги одинаковые.

Но Артамоша по-прежнему продолжал стоять не как все люди. Потом он начал понемножку ходить по полу, сперва держась руками за вещи и стены, а потом ни за что не держась. И мама, которая все приглядывалась к нему, уве­ряла, что он припадает на левую ногу. Она клала его голо­го на стол и вздыхала: «Все-таки левая короче».

И вот, устав от ее несчастного вида, папа пошел с ней и с Артамошей к профессору. Профессор тоже раздел Ар­тамошу догола и положил на диван. Потом, ничего не спрашивая у мамы, сказал: «Левая короче и здорово». По­том заставил голого Артамошу походить и сказал: «Припа­дает». И велел сделать снимок.

Мама с папой возвращались домой молча. Только Артамоша весело болтал; он недавно научился говорить и теперь тренировался в этом искусстве.

Через три дня они опять пошли к профессору. Он по­смотрел на снимок и сказал: «На снимке все в порядке». И велел опять раздеть Артамошу. Артамоша лежал смир­но. «Но ведь ноги одинаковые!» — с возмущением закри­чал профессор. И велел Артамоше походить. «И не при­падает!» — опять рассердился профессор. Он принес отку­да-то сантиметр и позвал еще одного профессора. Они меряли артамошины нога, и тот смеялся, ему было щекотно.

— Одевайте вашего ребенка, — сказал профессор, — Все у него в порядке. На всякий случай покажитесь мне через пол­года.

На улице папа сказал маме:

— Какая жалость, теперь-то уж Байрона из него не по­лучится.

Но мама даже не обиделась на папу.

А через полгода все даже забыли об этой истории, и если и вспоминали, то только для того, чтобы рассказать, как Артамоша своими причудами даже профессора ввел в заб­луждение.